Кто виноват, что мужчина стал слабым?

Подробности

Дата: 16.10.2016 06:51

Существует тезис о вымирании «настоящих мужчин» — это миф или он все-таки имеет под собой основание? И учит ли христианство быть мужественным? Об этом размышляет в своей новой книге «Промысл – штука нелинейная» протоиерей Максим Козлов.

Можно говорить о том, что вообще исчезает все настоящее — от продуктов питания до воды и воздуха. А много ли мы вспомним современных выдающихся произведений иконописи, словесности, церковной архитектуры, которые переживут века? Настоящего — мало, и в данном случае мужчины не исключение.

Настоящих женщин больше по понятной причине: чисто статистически. Их и в Церкви больше, на одного молодого человека в московском храме — десять девчонок, да и по России соотношение примерно такое же. Мужчин мало, и поэтому те, которые есть, очень ценятся.

Я, учившийся на филологическом факультете МГУ, скажу: мужчина в Церкви — это почти как юноша на филфаке, то есть он ценится просто по факту нахождения там. И это для него вредно. Потому что даже не самая выдающаяся личность, будучи ценимой просто за то, что принадлежит к какому-то полу, из-за этого терпится со своими слабостями, недостатками, изъянами. А это не стимулирует к росту и к преодолению своих внутренних слабостей, падений и отступлений.

Кроме того, играет роль и специфика нашей истории. «Великая русская женщина» известна еще со времен Некрасова, но всерьез ситуация начала обостряться по трагическим и объективным обстоятельствам: в годы Великой Отечественной войны были выкошены миллионы людей, в основном, естественно, мужчины. И в результате замещать их во всех смыслах приходилось женщине, и это еще усугубилось десятилетиями советского строя, приучавшего людей к безответственности.

Ты живешь бедно, убого, серо — впрочем, и не знаешь об этом в полной мере, кроме узкого сословия элиты, никто не подозревает, что можно жить как-то иначе. Но живешь защищенно: у тебя есть бесплатное медицинское обеспечение, ты знаешь, что у тебя будет пенсия, будет кров, в крайнем случае, тебя поселят в дом престарелых, даже если собственные дети бросят. Государство о тебе помнит. Если сам дурак, все равно общество тебя не вышвырнет: профсоюзы тебе помогут, а уж партком тем более не оставит семью без внимания. И такая уверенность совсем не способствовала воспитанию мужских качеств.

Все это, вместе взятое, сошлось к нашему времени и уже воспринимается как серьезная проблема. Но это не специфическая проблема, порожденная ХХI веком, у нее есть своя предыстория.

Нынешние разговоры о том, что кто-то «виноват» — мужчина стал слабым, потому что женщина захотела стать сильной, или, наоборот, женщина вынуждена была возмужать, потому что мужчина сделался хилым, — по-моему, это какой-то поверхностный взгляд. Нет вообще женщины, вообще мужчины — есть конкретные отношения людей в данной семье, в данном коллективе. Виноваты ложные идеологии, если угодно.

И вообще, есть совокупность объективных исторических, социальных обстоятельств, которые ту или иную ситуацию в данном контексте времени — если перейти с языка социологии на язык аскетики — делают типическим искушением для эпохи. Как человек в разном возрасте, так и общества в разные эпохи испытывают разные искушения: в советское время они были иными, нежели во время постсоветское. Сегодня типическое искушение для мужчины в силу сложившихся обстоятельств такое: набирать «мускул силы», мужественности незачем.

А дальше речь уже о личном ответе человека на это искушение. Он готов преодолевать сопротивление среды, плыть против течения? Если готов, то это будет и мужской ответ, и христианский ответ — в нем есть нечто такое, о чем говорится в таинстве Крещения: быть «воином Христа Бога нашего». А ежели человек согласен плыть по течению…

Масса фильмов было снято в позднее советское время про таких мужчин. Фильмы «Полеты во сне и наяву», «Осенний марафон» или пьеса Вампилова «Утиная охота» — вот где слабые мужчины уже тогда были прекрасно описаны. Но и чеховские типажи были не лучше. Мужественный человек плывет против течения, но на это решается меньшинство. У меня нет никакого оптимизма по этому поводу, никаких иллюзий, будто ситуация вдруг переменится и мы через десять лет получим поколение «настоящих» мужчин, Иванов-богатырей.

***

Располагает ли мужчину жизнь в Церкви к пересмотру своих позиций, к желанию становиться мужественнее, ответственнее? Если иметь в виду традиции и суть того, чему учат нас Писание и Предание, располагает, потому что все Евангелие, Нагорная проповедь — это не «страдания юного Вертера», ни в каком смысле. А вот жизнь в Церкви на практике часто не располагает.

Христианство учит кротости и смирению, которые не воспринимаются как мужские качества, но если задуматься о смысле этих слов, то обнаруживается, что эти качества требуют довольно-таки большого мужества и силы. Вспомним определение кротости святителя Филарета в его «Катехизисе»: кротость — такое расположение духа, которое соединено с осторожностью, чтобы никого не раздражать и ничем не раздражаться; а действия кротости — не роптать не только на Бога, но и на людей, когда происходит что-то, что против наших желаний, не предаваться гневу, не превозноситься. Оказывается, что это качество требует очень большого усилия и внутренней собранности!

И если мы поймем, что смирение — это не когда ты на себя плюешь и сам себя растаптываешь (что зачастую доставляет некоторым этакую нездоровую сладость, приятность), а умение хранить со-мирность, мир со всеми, вопреки внешним обстоятельствам, то окажется, что это потребует от нас очень большой внутренней силы.

А вот допустимо ли мужчине специально искать ситуаций, которые требуют проявления мужественности? Думаю, что иной раз, наверное, полезно себя проверить. Мне, например, было интересно прыгнуть с парашютом, шагнуть с самолета в никуда, я думаю, что это была такая проверка — а могу ли я? Мне кажется, что мужчине в иных случаях полезно эту «мышцу» в себе разрабатывать, чтобы знать, что ты вообще-то не тряпка. То есть мужественность — это не только ответственность, но и способность совершить шаг, когда его требуется совершить. Решительность.

***

Интересно, как различаются ветхозаветное и новозаветное представление о мужестве и силе. Уже ко времени десяти заповедей Моисея даже ограничение «зуб за зуб» было колоссальным нравственным прорывом. А заповедь об отсутствии ненависти к врагу, которому ты деятельно противостоишь, уже целиком новозаветная, в этом смысле акценты сместились.

В Ветхом Завете было в основном родовое мужество, мужество защиты своих: нужно было оказаться верным своему роду, своей вере, в конечном итоге своему Богу. И человеку так было проще, поскольку противостояние чужим — это достаточно просто и понятно.

Христианство призывает быть верным своему без ненависти к чужому — вот это посложнее. «Я ненавижу чужое» — это самая легкая опора. В значительной мере и нацистская, и советская пропаганда в годы Второй мировой войны — впрочем, западная тоже — исходила из необходимости сделать именно ненависть к врагу главной опорой: неслучайно в идеологических построениях войны каждая из сторон делала акцент на зверствах противника.

Сотни примеров мужественного поведения можно привести из христианского Предания, из истории христианства. Фивейский легион, например: римские воины-христиане, которые побеждали германцев-варваров, но оказались готовы умереть за Христа — отказались принести жертвы языческим богам и не стали себя защищать, хотя до этого храбро защищали свою страну. Этот их поступок уж точно не объяснить малодушием!
А новомученики? Женщины, конечно, тоже во множестве тогда пострадали, но их мужество и исповедничество чаще было в том, чтобы не оставить отправленных в лагеря и ссылки. А вот мужество не отречься, в том числе и под физическими пытками, проявляли в основном мужчины.

Подобное было не только у нас в стране, но и в инославном христианстве: вызывает огромное уважение, например, Дитрих Бонхёффер — крупнейший немецкий теолог, лютеранский пастор, который был косвенно причастен к заговору офицеров против Гитлера и повешен в концлагере незадолго до конца Второй мировой войны. Много примеров можно найти, если поискать.

***

Парадоксально, но святые, считающиеся покровителями брака у нас в России — Петр и Феврония Муромские, — как раз не вписывались в классический типаж «сильный мужчина», «слабая женщина». Вот где мы видим сильную женщину, явно более умную, организованную и целеустремленную, чем мужчина. При всей фольклорности «Повести о Петре и Февронии» там рассказывается о живых людях: хотя образ создан средневековым сознанием, оно вовсе не подгоняло Петра и Февронию под существовавший тогда стандарт.

Эти два человека не вписываются в схему «Домостроя», для них его положения — абсурд: не будь они канонизированы ко времени написания «Домостроя», его автор, протопоп Сильвестр, должен был бы этой канонизации воспротивиться. И это «выпадение из стандарта» важно, этим фактом Предание нам говорит: нет единой парадигмы, по которой можно развиваться, в реальной жизни ситуации всегда индивидуальные и живые.

И в конце концов Петр совершает очень мужской поступок, в итоге он ведет себя так, как мужчина и должен себя повести, принимает непростое, но твердое решение: вот эта женщина мне дороже, чем все княжество, боярство, богатство и прочее.

Конечно, бывают обстоятельства, при которых женщина становится лидером или она вынуждена быть лидером. Такими были Елизавета, королева Англии, или Екатерина II, или физик-изобретатель Мария Кюри. Вопрос вот в чем: хорошо ли от этого самой женщине? Может, она просто не встретила мужчину, который сильнее ее?

Из книги «Промысл – штука нелинейная»

Приобрести книгу "Промысл — штука нелинейная". Рассказы и воспоминания. Автор протоиерей Максим Козлов

• < Назад
• Вперёд >