О неформалах, одиночестве и ролевых играх

Подробности

Дата: 04.01.2016 04:58

«Ты создал нас для Себя, и не знает покоя сердце наше, пока не успокоится в Тебе», — пожалуй, эти слова блаженного Августина наиболее точно характеризуют колебания человека на пути к самоопределению, его нерешительность в поисках собственного «я», томление духа перед неотвратимостью выбора.

Наш разговор с доктором педагогических наук Скляровой Татьяной Владимировной на этот раз пойдет о различных этапах развития личности, о причинах возникновения субкультур и о том, какое важное значение имеют в жизни ребенка дразнилки, считалки и страшилки

– Как вы считаете, почему молодые люди бунтуют против формализма мира взрослых, становясь неформалами? Или это просто потребность в самовыражении?

– Первична потребность в самовыражении. Она связана с потребностью в самоопределении. Молодому человеку важно понять — кто я, какой я, зачем я? Когда он это понимает, то тот формат, который ему предлагают, иногда «благожелательно» навязывают — «ты вот такой, потому что я хочу тебя видеть таким, потому что я тебя таким родил», — и может вызвать противодействие: «Я не согласен с тем образом меня, который мне предлагают!» Да, он неформал, но где та форма, которой он должен соответствовать? В наших головах или где-то извне?

– Башкатов как-то сказал, что вовсе не извращенные потребности в модной одежде, в спиртном, в наркотике, а именно социальная потребность в общении, в самоутверждении толкает молодежь к общению с людьми. Но чаще это бывают не родители и педагоги, а именно отверженные — эмо, готы, рокеры, панки. Почему к ним тянет?

– Они более выразительны в своей самопрезентации. Конечно, если сравнивать их по внешним признакам с родителями или педагогами. Да и взрослые люди тоже подпадают под влияние разных субкультур. Нудисты, например. Или экопоселения. Взрослого человека увлекает идея. Иногда она дает мощные основания для объединения по принципу «мы против они»: мы не убиваем животных, мы не пользуемся атомной энергией или что-либо подобное. Мы себя противопоставили. И здесь важен такой анализ: на каком принципе люди объединились и как они себе мыслят всю остальную культуру, как они себя с ней связывают. К великому сожалению, эти квазикультовые объединения очень быстро изолируются от всей культуры. И становятся опасными для общества или просто самоуничтожаются.

– Т.е. существуют субкультуры и созидательные, и разрушительные?

– Да. Есть субкультуры, связанные с общей культурой. Они и питают ее, и взаимно обогащаются. Например, профессиональная субкультура нумизматов и филателистов, которые в какой-то момент сохраняют для нас такие факты истории, которые не встретить ни в одном музее, а только в частных коллекциях. Это субкультуры, которые ниточками, капиллярами пронизывают общую культуру.

– Волонтерское движение не может не вызывать восхищение. Но это тоже своего рода «чудачество» — люди тратят время не на личное благо, не сидят у телевизора, а, например, ездят и кормят бездомных. Волонтерство можно назвать субкультурой?

– Да, можно и так сказать. Любое субкультурное образование имеет набор ценностных ориентаций, принятые нормы поведения, иерархию власти, наиболее предпочитаемые способы времяпрепровождения, ролевую структуру. Всегда есть определенный фольклорный пласт, который включает в себя специфику речи, жаргон, какие-то наиболее часто вспоминаемые истории, свою мифологию, предпочитаемую музыку. И все эти структурные параметры помогают нам лучше узнать людей и их потребности.

– Потребность волонтера — служить человечеству?

– Поскромнее, куда так громко… Есть такое русское слово «вероломство». Его употребляют в ситуациях, когда вера человека сломана. Если волонтер уверовал в то, что он служит человечеству, риск вероломного исхода велик. Призыв к постоянному бодрствованию здесь более уместен.

– Субкультуры и контркультуры соединились где-то в 1960–1970-х годах. Это бунт против сложившихся культурных и нравственных ценностей?

– Здесь нужно определиться, о чем мы говорим. Смычка субкультуры с контркультурой — явление более древнее. Она может быть не только в молодежной среде, но и в асоциальной или криминальной среде. Нам будет проще анализировать, если развести эти понятия и рассмотреть, что есть субкультура. О контркультуре не говорим, тут все понятно — это противостояние сложившейся культуре. Субкультура, в отличие от нее, есть часть какой-то культуры. Приставка «суб» означает «под», «часть». Т.е., не может быть субкультуры без культуры. И определяя ее таким образом, можно попытаться проанализировать, что является ее основанием.

– Этим основанием может быть возраст?

– Именно. Возрастные субкультуры — это не только детская, но и подростковая, юношеская, а также субкультура пенсионеров, женщин среднего возраста или глубоко пожилых мужчин. Таким же основанием для субкультуры может быть тип занятий, например, хобби: охота, рыбалка и т.д. И здесь они могут пересекаться — возрастная и субкультура каких-то занятий. Точно также основанием для субкультуры может стать профессиональная деятельность человека. Язык общения программистов — это отдельный мир, своя сфера, свои ценности, то же и у медиков, и у военных. Это уже профессиональная культура. Человек долго учится в университете, чтобы освоить профессиональный язык и ценности. В субкультуру она превращается в противопоставлении позиций «мы и они». Когда моя принадлежность к этой части культуры проводит границу, отделяющую меня от всех остальных.

Вообще, возрастные субкультуры выполняют свои, необходимые функции в жизни человека. Замечательный питерский психолог Мария Владимировна Осорина детально исследовала процесс усвоения детьми культуры взрослых людей. Жанры детской субкультуры показывают, как постепенно ребенок входит в пространство мира взрослых. Книга Осориной «Секретный мир детей в пространстве мира взрослых» — это энциклопедия понимания детской субкультуры. Постепенно, начиная с первого года жизни ребенка, автор раскрывает нам секреты детского постижения культуры взрослых. Психика маленького ребенка не в состоянии усвоить ценности и нормы взрослой жизни. Однако это не значит, что ребенку не следует их предъявлять. Это предъявление ценностей и норм взрослой культуры происходит в фольклорных субкультурных жанрах — колыбельных, пестушках, потешках. Взрослый человек поет колыбельную о том, что нельзя ложиться с краю или ходить в темный лес. Взрослый называет части тела младенца в телесных играх, ориентирует в том, что делают ручки и ножки, для чего человеку ушки и носик. Посредством этих жанров через детскую субкультуру как особую прослойку дети входят в мир взрослых.

– Получается, что детскую субкультуру создают взрослые?

– Не только. Детская субкультура создается взрослыми для детей и создается самими детьми для постижения взрослой культуры. Типичные жанры детского фольклора — дразнилка, считалка, страшилка. Их рассказывают не взрослые, а сами дети. Причем в определенном возрасте. Дразнилка помогает выяснить отношения там, где иными способами пока не получается. Это и первичная психодиагностика: сказал обидные слова — и смотришь, какая на них реакция. Это и методы воспитательного воздействия — профилактика и искоренение из детского сообщества вранья, ябедничества, другого негатива. Дразнилкой перестают пользоваться, когда появляются другие способы реализации этих потребностей. Также и считалка. Она появляется в детском сообществе тогда, когда нужно распределить роли. Пока нет критерия распределения ролей, детям помогает считалка. Она безлична, это «перст судьбы». Но стоит нам слегка подрасти, мы уже приспосабливаем считалочку к своим интересам и можем начать считать так, чтобы этот «перст судьбы» выпал на конкретного человека. Так начинается отмирание предыдущего способа распределения ролей. Ему на смену приходит другой способ регламентации взаимодействия. Он может быть основан на внешних признаках — кто у нас рыжий или кто одет в брюки, а не в шорты. А может быть внутренний — этот быстро бегает, а этот громко кричит или свистит. Но все завершается уже в дошкольном детстве. Считалка выполнила свою функцию, предоставив ребенку первый опыт самостоятельной регламентации взаимодействия.

– Зачем дети рассказывают страшные истории?

– Именно этому посвящена одна из глав уже упоминаемой книги Осориной. Какая потребность реализуется рассказыванием страшилок? У ребенка есть его индивидуальные страхи. Пока он маленький, многие вещи он не понимает, не осознает. Его чувства очень живые, пластичные и, конечно же, боязнь, страх занимают важное место, но взрослея, человек учится справляться с этими страхами, рационализировать их, преодолевать и т.д. И здесь ребенку помогает коллективное «бояние», когда его индивидуальный страх становится коллективным страхом всех его сверстников. Ему не стыдно в этом признаться. Когда он взрослым признается в своем страхе, то они часто говорят, что это все ерунда. А тут вот сидят рядом в комнате Сережа с Машей, которые точно также боятся черной руки, или белой простыни, или каких-то персонажей, о которых сейчас принято говорить. Они объединяются, чтобы совместно пережить этот страх и преодолеть его. Страшная история всегда завершается разрядкой — это крик, смех, возня. В этой активности, которая кажется нам неправильной, есть выход разрушительной энергии страха.

– А если этот страх не выйдет, а еще глубже укоренится в ребенке?

– В том-то и секрет детского сообщества, что оно помогает укореняться во взрослой культуре своими детскими способами. Дети, у которых есть общение со сверстниками, меньше подвержены нервному напряжению, по сравнению с теми, кому приходится взаимодействовать только со взрослыми. Если у ребенка есть среда общения со сверстниками и определенные виды деятельности с ними, неподконтрольные взрослым, такой ребенок менее подвержен нервным заболеваниям. В этом единодушны психологи и психиатры. Очень важно общение по горизонтали с себе подобным. Оно естественным образом выполняет серьезную психотерапевтическую функцию. Дети коллективно решают многие проблемы своего взросления.

– Если мне, родителю, не очень импонирует этот его коллектив?

– Родители, набирайтесь терпения. Подростковый возраст учит ребенка самостоятельному общению. В среднем после 10 лет он вступает в новый этап общения со сверстниками. Нужно научиться выражать свою мысль так, чтобы ее дослушали до конца. Нужно научиться услышать другого, понять его и совместно о чем-то договориться. В это время ребенок ищет партнеров по общению среди себе подобных. Часто это подобие буквальное: по полу, по возрасту, по интересам. Я общаюсь со своим соседом или одноклассником, он тоже мальчик, у нас есть общие интересы в такой-то сфере. Здесь важна интенсивность. Главное — общаться, говорить, обмениваться словами и вещами. Когда активизируется рассказывание анекдотов? Когда появляется необходимость научиться словом, разговором удерживать внимание окружающих. Привлечь внимание, удержать его, а потом получить от окружающих запланированную эмоцию, чтобы в нужный момент они засмеялись. Отрабатывает этот навык ребенок в общении со сверстниками. Затем, к середине подросткового возраста, начинается дифференциация общения. Уже более важным становится не столько сам разговор, сколько его содержание, тематика, интонация. Как сделать паузу, фигуру умолчания, как выразить свой гнев, удивление. Во взрослом возрасте человеку это жизненно необходимо. А учимся мы этому будучи подростками. Поэтому и приятели могут меняться, в зависимости от тех задач развития, которые ребенок посредством общения решает сейчас.

– И какую задачу развития решает подросток с хаером, дюжиной серег в ухе или покрытый татуировками?

– Ту же, что и гладко причесанный отличник в строгом костюме. Всем нужно признание. Растущий человек вынужден осваивать язык самопрезентации. И здесь ведущий смысл вот в чем: заметили меня, признали за мной право быть таким, каким я пытаюсь казаться?

– У врачей свой взгляд. Они считают это психическими отклонениями.

– Путь до психической патологии очень долгий. Я предполагаю, что ни один человек сразу не расписывает свое тело татуировкой полностью. Начинается с малого. Это знаки, это сигналы для окружения — заметьте меня! Признайте меня! Это флаги, которые он выбрасывает. Сначала это нормальная, естественная потребность человека — быть признанным в своем теле, со своими психологическими особенностями. Если эта потребность не реализуется, она может привести к психологическим проблемам, а потом уже и к патологии.

– Может, всему виной одиночество? По статистическим опросам, причинами вступления в подростковые группы являются: одиночество — 27%, на втором месте — непонимание родителей, на третьем — стремление к защищенности, обособленность, желание подражать кому-либо, желание свободы.

– Под каждым пунктом подпишусь. Это и со мной происходит, а я взрослый человек. Честно признаюсь себе и вам могу признаться, что я тоже иногда испытываю одиночество и мне тоже нужна группа для общения, чтобы порой просто по телефону с кем-то поговорить. И почувствовать себя защищенной и вместе с тем свободной. И что, это тоже патология?

Беседовала Виктория Могильная

Приобрести православный журнал «Фамилия» через интернет-магазин

• < Назад
• Вперёд >