Держитесь за этот взгляд

Подробности

Дата: 16.10.2017 11:14

Не знаю, что сказать и зачем я включила компьютер. Я забыла, где точка на русской клавиатуре. Хотя имеет ли это теперь значение? «Я не могу так больше», – выстукивают клавиши. Как так? Я даже не могу описать, что значит ТАК. Но именно ТАК я больше не могу.

“Доктор предложила сходить к психологу. Никогда бы не подумала, что мне понадобится помощь психолога. А кто о таком вообще думает? Пойду, конечно. Там спросят, что произошло, и что хотела бы изменить. Что же я отвечу? И поможет ли мне это с ответом на вопрос — чего я хочу?

А хочу я домой. Домой, где я была счастлива. Мечтать о будущем, строить планы, радоваться мелочам. Гулять по улицам, и по ночам, чтобы не страшно, чтоб без машины, чтоб жить. Хочу посидеть рядом с Ксю, увидеть Натали на сцене, встретиться с Катей, Надей, Лерычем и Денисом, мне необходимы мои друзья.

Я бы хотела оказаться с теми, с кем не нужно делать вид, что все ОК. Ненавистное мне ОК, которое ничего не значит. Здесь ОК — норма жизни для всех, но, видимо, не для меня. Я хотела бы не чувствовать стыда за то, что мне тяжело и грустно. Чтобы никто не говорил, что нужно собраться или потерпеть, потому что я уже давно предельно собрана и уже очень давно терплю. Я уже не жду никакой помощи, никого не обвиняю, даже не злюсь. «Я усталый робот, дырявый бак. Надо быть героем, а я слабак. У меня сел голос, повыбит мех, и я не хочу быть сильнее всех», — шепчу-кричу я стихами Веры Полозковой.

Примерно месяц назад я говорила, потом кричала мужу, маме, что я гибну. Ответом было: «Ну, зачем ты такое говоришь, все же хорошо». Муж не верит ни в какие депрессии в принципе, или может именно в мою. Мама, я не знаю, во что верит мама, хорошо хоть оставила меня в покое со своими моралями. Наверное, многие, как и муж, скажут, что депрессии бывают у тех, кто не имеет других проблем. Может, и так. Иногда, да нет, почти все время мне стыдно, что я вот ТАК, когда «вообще нет поводов». На самом деле все действительно неплохо, все живы-здоровы, деньги есть, а мне все хуже и хуже.

Жизнь утратила смысл. Не помню, когда чувствовала радость. Раньше да, хотелось, чтоб пожалели, потом хотелось, чтоб помогли. Еще раньше хотела, чтоб гордились, и любили тотально все, все, кто только встретится на пути — и мужчины, и женщины. Было ошибкой — хотеть такое. Сейчас мной гордятся. И что? Все равно не верю... Чем гордиться? Меня-то будто и не осталось».

Прошел почти год, с тех пор как я это писала. Год с того момента, как я медленно, но неумолимо опустилась почти на самое дно депрессии. Казалось, что я не живу, а наблюдаю этот мир сквозь толщу мутноватой воды. А перед этим был мой персональный ад, где мне было так больно, будто с меня сняли кожу. Ранило абсолютно все, даже то, на что обычно вообще не обращаешь внимания.

Причины депрессии у каждого свои. Но если обобщить — это всегда какая-то потеря. Потеря близкого человека, любви, работы, здоровья, свободы, денег. Потеря без надежды на возврат. В моем случае это была потеря моего дома, моего любимого города, страны, да еще и по собственному желанию, так что кого винить?
Мне пришлось переехать в другую страну вслед за мужем. И беда в том, что страна эта очень другая, другая часть земного шара. Здесь другой цвет травы и неба, звезды на небе другие, и очень другие деревья. Дожди другие, и гроз в этом городе не бывает.

Вы пробовали жить без гроз? А без воркования голубей? Может, кто-то скажет: да кому они нужны, эти голуби, если есть колибри. А вот мне нужны. Это, конечно же, мелочи. Но жизнь, как известно, состоит из мелочей.

Тут другая система измерений, другие розетки и выключатели на стенах, напряжение в сети и то другое. И да, про напряжение, им пропитана вся здешняя жизнь. Все гораздо быстрее, интенсивнее. Жизнь под девизом: «Перемещаться быстро, работать много, отдыхать интенсивно».

Язык. Не то, чтобы я совсем не знала, но если нет практики, то все идет единым потоком и ничего непонятно. Родная речь — это очень важно. Когда живешь в стране с другим языком, речь посторонних людей звучит как радио. Если уже немного знаешь язык, то можешь включиться и слушать о чем говорят, но если нет настроения слушать, то разговоры идут фоном, как мелодия без слов. А родную речь на чужбине ухо вылавливает, как локатор, вылавливает, даже если слов не различить, по какому-то с рождения знакомому ритму, интонациям и общему звучанию. Если уловились знакомые ноты, то сперва, как гончая, замираешь на доли секунды, а потом следуешь за ними, пока не удостоверишься, точно ли это русский или украинский. И это всегда радует, всегда поднимает настроение. А когда приезжаешь на Родину, то речь — она всюду и такое ощущение, что кто-то открыл все краны в доме до отказа, и из каждого под напором хлещет информация. А твой локатор, по привычке, пытается уловить сразу все.

Я люто тосковала. Хотела домой. Бежать, и желательно с мужем. Но загвоздка в том, что мужу эта страна вполне нравилась. Я убежала спустя пару месяцев. Одна и на время. Так сложились обстоятельства, или я сама их сложила, но мне пришлось уехать в Киев, а потом и домой, в любимый город. А в Киеве друзья, церкви и родная речь.

И вот я в Киеве, в маршрутках и метро, в троллейбусах и трамваях, слушаю абсолютно незнакомых людей, разговаривающих между собой. Слушаю и улыбаюсь. Смотрю в окошко на знакомые городские пейзажи и улыбаюсь.

Сначала я заходила во все церкви, что встречались на пути. Не с какой-то целью, а просто потому, что красиво. Так красиво, что до слез. И снаружи, и внутри, и поют красиво. Потом прямо в Лавру примчались друзья. Именно примчались, спустя полчаса после моего звонка. Это меня потрясло. Люди мы взрослые и все довольно занятые. Необъяснимо, но рядом с ними я снова почувствовала жизнь, какие-то маленькие обыденные радости на каждом шагу.

Потом был Дом. Мой родной город, моя любовь. Дома были родные, которые тоже очень старались для
меня. И я начала всплывать.

Потихоньку возвращалась к жизни. Но время шло, и пришла пора возвращаться туда, откуда сбежала.

Вернулась я не то, чтобы полная сил, но довольно окрепшая, с огромным багажом впечатлений. В аэропорту меня встретил муж.

Я не знаю, как сказать. Дело даже не в том, что пока я сбежала, он совершал свой подвиг ради меня, ради нас. И даже не в том, что ему тоже было труд- но, и наверняка страшно. Все это очень важно. Но его взгляд… Ведь я же ничего не видела тогда со своего дна. Просто когда я была там, на дне уныния, то не могла увидеть. Он сказал мне: «Поехали, я покажу тебе наш новый дом. Надеюсь, очень надеюсь, это поможет. Но если нет, мы вернемся домой. Обещаю». Так он мне сказал. А ему есть что бросать и терять здесь, в этой чужой стране. И он не из тех, кто болтает просто так, и я не из тех, кому можно просто взболтнуть. Вот в этом и все дело — он старался изо всех сил и готов был на большее.

Сейчас много пишут о том, как плохо людям в депрессии. Плохо. Не то слово, плохо. Невыносимо. Хорошо, что пишут, может это уменьшит чувство вины и стыда у тех, с кем это случилось. Помогает знать, что это происходит с другими людьми, и они выбираются, а, значит, и ты сможешь. Но я ни разу не читала ничего о том, как живут люди рядом с теми, кто в депрессии. Что делать им? Ведь их жизнь, в общем, тоже превращается в кошмар. Я только хочу сказать — если вам сейчас плохо, вы на дне, соберите последние силы и посмотрите в глаза тем, кто рядом. Я знаю, это очень трудно, смотреть в глаза, когда нет сил. Трудно, как разгрузить сто вагонов, а всего-то в глаза посмотреть. Это кажется адским, каторжным трудом — всмотреться в зеркало души того, кто смотрит на тебя. Все же взгляните, и вдруг вы тоже увидите тревожный и терпеливый взгляд, полный любви. Тогда держитесь за него и всплывайте со дна, это ваш спасательный круг. Не допустите, чтобы этот взгляд погас.

Вероника Калашникова

Приобрести православный журнал для семьи «Фамилия»

• < Назад
• Вперёд >